-Мы вше же выбралишь иж этой дикошти! – победно прошепелявил МонстерЭд, - вшера молодой воин... как же его? ну, неважно... нашел в горах проход к югу!
-Выбралишь... – Дварф передразнил его легко, благо, у самого оставалось во рту всего два зуба. – Глянь на себя! – он указал на Монстра полуобглоданной костью. - Ты же совсем седой! 40 лет прошло в бесплодных поисках. Ты стар. Я стар. У нас уже полгроба виднеется не скажу откуда! А Удав мне уж и совсем не нравится...
-Не нравитша – не ешь!! – Монстр вырвал из рук Дварфа берцовую кость Удава и впился в нее деснами.
-Вот видишь! Никуда мы не выбрались. Помнишь, раньше у нас ведь не было обычая поедать умерших товарищей. А сейчас мы впали в дикость окончательно.
-Фто, тошьно не было обышая? – Монстер поперхнулся.
-Не было. Мы все позабыли. Так что физически мы, может, и выбрались, но духовно мы здесь уже навсегда!

...

-Ты зол, - промолвила Фрейя. -Я же предупреждала тебя, что нельзя так!
-А как нужно было?- Одину не нравилось, когда его супруга говорила с ним назидательным тоном, но он сознавал,что она права.
-Уж во всяком случае, не затягивать испытание временем на долгих 40 лет! – Фрейя как-то совсем по-человечески всплеснула руками. – Ведь все равно они прошли испытание и победили. Можно было найти и другие способы их проверить. Они ведь не догадываются, что бессмертны. Что они почти как мы!
-Может, подать им знаки, открыть правду?
-Чтобы они стали еще более несчастны, чем теперь?
-Но что еще мы можем сделать для них, что не затронуло бы ни наше величие, ни их гордость? – Один задумчиво поглаживал шкуру волка, украшавшую его статную фигуру.
-Тебе решать, о ветер в моих волосах, - Фрейя неожиданно отступила и кротко потупилась. –Тебе судить, о вершитель жизни и смерти...
-В наших силах омолодить их тела. – видно было, что Один принял решение.- И воскресить тех, кто «умер». И мы это сделаем. А дУши и умы... У меня нет настроя касаться их... Но нельзя возвращать их к прежней жизни одним рывком – они ведь совсем одичали. Дадим им промежуточный этап. То, что они сейчас смогут принять. – Тут Один снова задумался, а Фрейя все так же выжидательно стояла, не меняя позы. И только одежда из соколиных перьев, покрывавшая ее совершенное тело, вдруг сменилась греческой туникой, а кошачьи рукавицы в ее ладонях превратились в сверкающую диадему. Фрейя лишь едва заметно улыбнулась, но звезды вокруг сразу же потускнели, не оспаривая ее красоту, не равняясь с новоявленной Афиной Палладой.
Один колебался лишь мгновение, а затем, обретя черты Зевса, заглянул Афине в глаза:
- Ты ведь никогда не оставишь их, о любовь и война? Дочь моя...

назад